Обаяние космических масштабов. Не стало Александра Ширвиндта
Актер невероятного драматического диапазона, который мог органично смотреться и на эстраде, и на театральной сцене, и в кинематографе. Обаяние Александра Ширвиндта было поистине космических масштабов, а о розыгрышах ходили легенды. В его уход совершенно не верится, потому что кажется: это — очередная его шутка, просто почему-то совершенно несмешная.Театральная легендаАлександр Ширвиндт был фантастически красив и обаятелен. В него влюблялись тысячи поклонниц, а он, сохраняя невозмутимую маску, лишь бросал очередную остроту, которую те же поклонники с радостью ловили.
На сцене Театра Сатиры, которой он был верен много лет, он легко входил в любой репертуар, не боясь даже самой сложной актерской задачи. Когда Валентин Плучек в «Ревизоре» намеренно искажал и внешность, и органику Ширвиндта, приклеивая его Добчинскому огромный гуммозный нос и заставляя заикаться, лишая актера его великолепной дикции, Александр Анатольевич и тут был на высоте, выдавая сильнейшую органику «маленького человека», потерянного чиновника с его мечтаниями о недоступной, но такой притягательной столичной жизни.
Его дуэт с Михаилом Державиным, потрясающее партнерство с Андреем Мироновым — все это стало легендой. А труппа Театра Сатиры была одной из самых звездных во всем СССР. И когда в «Женитьбе Фигаро» Ширвиндт — граф Альмавива изящно пикировался с Мироновым-Фигаро, сердца замирали от восторга вплоть до последнего ряда галерки. Да и сейчас замирают — достаточно пересмотреть запись. И может быть, была даже некая символика в том, что именно в этом спектакле коварная смерть унесла из жизни Андрея Миронова и именно Ширвиндт оказался в тот трагический момент рядом со своим лучшим другом.
Потом, уже возглавив Театр Сатиры после ухода Плучека, он поставит «Андрюшу» — трогательное ревю с участием всех оставшихся в живых артистов той самой легендарной труппы: спектакль-воспоминание, спектакль-прощание, спектакль-оммаж, восторженное посвящение Миронову, билеты на который просто невозможно было достать.Самурайское спокойствиеОн был открыт для любых экспериментов, друзьям-режиссерам позволял все: тут и ресторанный лабух из «Вокзала для двоих» Рязанова, и одноглазый шахматист из «12 стульев» Захарова, и элегантный и циничный Дон Жуан у Эфроса. Ну а в родном театре он допускал самый широкий спектр ролей — от трагического Орнифля в одноименной пьесе до великолепного дуэта с верным Державиным в произведении «Счастливцев-Несчастливцев» Горина.
Самой последней его театральной работой стал стареющий актер в спектакле Родиона Овчинникова «Где мы?», образ поистине феллиниевский — и трагический, и драматический, и комический. Следующие спектакли были назначены на весну 2024 года.Опережая некрологКогда-то он иронично заметил: «Вот мы, худруки московских театров, нам переваливает за 80 лет, и если сложить суммарно наш возраст, то мы старше Москвы». А затем легко оставил руководящий пост в Театре Сатиры, сдав его Сергею Газарову, но при этом оставив за собой должность президента театра. Да, надо давать дорогу молодым, он только и успевал лишь смеяться над собственным возрастом. Даже последнюю редакцию своих мемуаров назвал «Опережая некролог». Со всей свойственной ему иронией он продолжал не то чтобы заигрывать с неизбежным, но смотрел в вечность с самурайским спокойствием и юношеским озорством.
Брать у него интервью было тем еще испытанием: каждый вопрос он умел оборачивать в каламбур, то вдаваясь в воспоминания, которых у него было нескончаемое множество, то выстраивая какую-то циклопическую череду иронии и сардонических шуток. До последнего вздоха он верил в торжество театра, не покидая стен любимой Сатиры, искренне переживая за нее и надеясь на вселенское торжество искусства. При этом любой пафос был Ширвиндту чужд. А как только речь шла о розыгрыше любого рода, он мгновенно включался в игру, глаз по-молодецки загорался, фантазия работала безудержно — и сыпались остроты, каламбуры.Сегодня, пожалуй, мы еще не ощущаем масштаба потери. Оплакиваем наше собственное прошлое, где мы выклянчивали билетики на последние ряды Сатиры, чтобы взглянуть «на них всех»: Ширвиндта, Державина, Миронова, Папанова, Менглета, Мишулина, Васильеву, Тусузова… Этот невероятный сценический ансамбль, в котором Ширвиндт ярко солировал, казалось, понимал друг друга с полуслова, и в небесной труппе, ушедшей в вечность, теперь перестала зиять последняя артистическая лакуна.Вероятно, прочитав эти строки, он бы нахмурился и процедил: «Ну что-то здесь опять нагородили», пыхнул бы своей извечной трубкой, махнул рукой — и пошел бы на сцену, которой отдал всю свою жизнь без остатка.
Кадр из фильма «Возвращение мушкетеров»